Сергей ЛеоновТри Махариши
Дипак Чопра – 06 Февраля 2008
Несмотря на то, что последний раз я сидел с Махариши более десяти лет назад, он оставил неизгладимое впечатление, какое он оставлял у каждого. Его выдающиеся качества известны всему миру. Без него, без преувеличения, Запад не обучился бы медитации. Однажды в эпоху Холодной Войны один репортёр бросил ему вызов, сказав: “Если всё возможно, как вы заявляете, можете ли Вы поехать завтра в Советский Союз с Вашей идеей?” Без колебаний Махариши спокойно ответил: “Я мог бы, если бы захотел”. Со временем он действительно захотел, и медитация прибыла в Москву за несколько лет до падения Берлинской Стены. В своей вере, что мир во всём мире целиком зависит от роста сознания, Махариши был непоколебим.
Бхагавад-Гита гласит, что не существует материальных знаков просветления. На этом делается большой акцент во многих индийских мифах и священных книгах, обычно в форме подобающего высшей касте пренебрежения к неприкасаемому, и всё лишь для того, чтобы узнать, что неприкасаемый – это на самом деле замаскированный бог. Что касается Махариши, то у него было три облика, и, возможно, под конец они служили ему также и маскировкой.
Он был индийцем, гуру и личностью. Личность была чрезмерно идеалистической. За более чем пятьдесят лет публичной жизни Махариши нисколько не утратил своего шарма и привлекательности. Он в такой мере обладал этими качествами, что западные люди взяли его за совершенный пример того, как выглядит просветление – доброта, общительность, принятие всего и беззаботность – тогда как это совсем не так.
Его присутствие было непостижимым и не объяснялось лишь безмятежностью: его можно было почувствовать, ещё не войдя в комнату. Вы могли идти по коридору в его личные апартаменты с весом всего мира на плечах и чувствовать, как ваши заботы уходят с каждым шагом до тех пор, пока вы не дотрагивались дверной ручки, каким-то чудесным образом чувствуя себя полностью беззаботным.
Но если вы находились с ним рядом достаточно долго, Махариши, особенно пожилой, мог быть горячим и эгоистичным, мог рассердиться и быть беспощадным. Он быстро устанавливал свою власть и в то же время мог стать обезоруживающе невинным в мгновение ока.
Тот Махариши, что был индийцем, наиболее уютно чувствовал себя среди других индийцев, с которыми он болтал о близких им вещах на хинди. Он оставался верен обетам бедности и безбрачия, принятым в его монашеском ордене, несмотря на тот факт, что он жил в роскоши и накопил солидное богатство для движения ТМ. Что остаётся незамеченным, так это то, что он рассматривал богатство как средство поднятия престижа Индии в глазах материалистичного Запада, что было как хитро, так и реалистично с его стороны. В конце концов, деньги движения шли на сбережение духовного наследия Индии, путём открытия школ пандитов и строительства храмов. Махариши глубоко осознавал, что он был, возможно, последним олицетворением священной традиции, быстро подавляемой современной культурой.
Так или иначе, к худу или к добру, только этих двух Махариши знал внешний мир. Однако если вы попадали под силу его сознания, то Махариши – гуру затмевал все остальные аспекты. Стыдно сказать, но в Индии гуру идут по десять центов за дюжину и часто расцениваются богатыми и влиятельными как слуги. Это не имело ничего общего с реальностью в случае Махариши. Его чтили почитаемые и считали святым святые. Его способности объяснять Веданту были непревзойдёнными, и если бы даже он не сделал больше ничего за свою долгую жизнь, его комментарий к Бхагават-Гите обеспечил бы ему вечную память, потому что с помощью проницательного анализа он проникал в самое сердце каждого стиха. Представьте себе, что на западе появился кто-то, кто бы однозначно разрешил все споры относительно Нового Завета и пошёл даже дальше, объяснив природу Иисуса. Тогда, возможно, вы получите какое-то представление о влиянии Махариши в качестве гуру.
Где-то в 1990 году мне поручили написать книгу о нём; это оказалось единственным заданием, которое я не смог выполнить. Даже проведя сотни дней в его присутствии, невозможно зафиксировать его мысль, ни на бумаге, ни в собственном уме. Гита справедливо говорит, что нет видимых знаков просветления, но я бы пошёл дальше. Просветлённый перестаёт быть человеком и достигает связи с чистым сознанием, которая стирает все границы. Я глубочайше благодарю Махариши Махеш Йоги за то, что он показал мне, что такое состояние единства существует не только в сказках, храмах, организованной религии и, собственно, в священных книгах. Жить и дышать в сознании единства – это непостижимо, но как минимум в одном случае я уверен, что это реально.
Детство с Махариши Махеш Йоги
Маллика Чопра – 06 февраля 2008 года
Я обучилась трансцендентальной медитации, когда мне было 9 лет. А впервые я встретила Махариши Махеш Йоги, думаю, в 13 лет, и в последующие 10 лет он оказал огромное влияние на мою жизнь. Я помню бесконечные часы, проводимые с Махариши, – иногда среди толпы из тысячи людей, в другой раз лишь с моими родителями и братом. Из-за отношений с ним моего отца (Дипака Чопры) Махариши был скорее кем-то, кого мы знали, а не кому поклонялись.
Когда ты находился с Махариши, время, воистину, будто не существовало. Было ощущение связи с чем-то более глубоким. Махариши был провидцем. Он всегда говорил великими, универсальными, мифическими словами. Числа всегда были бесконечными, возможности бескрайними, ничего не было слишком сложным для выполнения. Он мог бегло говорить об изменении мира и потом неожиданно сфокусироваться на какой-нибудь мелкой детали. Поскольку люди столь многими тропами жизни приходили к Махариши, эти бесконечные часы были заполнены людьми, которые делали разные вещи, которые пришли со всех уголков света. Махариши говорил на универсальном языке, который доходил до каждого из них. Его речь затрагивала души людей. Вы могли сонастраиваться с его словами или не воспринимать их, но всё же, чувствовать, что вы переживаете что-то действительно важное.
Будучи маленькой девочкой, я не понимала большинства вещей, о которых шла речь, но мне хотелось быть там. Я чувствовала вдохновение, энергетику, стимул и умиротворённость. Когда мы уходили от него, я бежала и смущённо дарила ему розу, а он дарил мне улыбку, которая всегда заставляла меня смеяться.
Махариши говорил своим сладким голосом и затем хихикал – это хихиканье потом выливалось в волну смеха, которая брала всех присутствующих прямо за душу. Я всегда буду помнить смех, окружавший Махариши. Около него я чувствовала себя счастливой, и свободной, и не связанной временем. Хотя я и была стеснительной, я смеялась, не сдерживая себя, – таким заразительным был смех.
Я отчётливо помню тот вечер, когда моя мама позвонила мне, чтобы сообщить, что она и мой папа оставили Махариши – навсегда. Я была на последнем курсе университета Брауна, и для меня это было опустошающим, поскольку его присутствие во многих смыслах сформировало мою личность. Однако, по здравом размышлении, это был естественный шаг в легендарных отношениях гуру (Махариши) и его ученика (моего отца). В комиксах, которые мы с братом читали в детстве, раз за разом возникала эта тема. В какой-то момент гуру говорит прощай, и ученик идёт дальше.
В тот вечер я купила красную розу и направилась в местный ТМ центр в Провиденс. Люди там всегда относились ко мне как к своей дочери, и во время учёбы в колледже там для меня был настоящий рай. Я села в комнате для медитации с розой в руке и медитировала более часа. Когда я вышла из медитации, у меня было потрясающее ощущение силы и спокойствия. В этот момент я оценила тот замечательный подарок, что дал мне Махариши – возможность наладить контакт с собой, любить себя, смеяться и ощущать связь с чем-то вездесущим.
Вчера, когда мой папа позвонил, чтобы сказать, что Махариши ушёл, я снова ощутила это спокойствие. Прошло более десяти лет с тех пор, как я видела его в последний раз, но его дар всё ещё со мной. Когда прошлым летом папа обучил мою старшую дочь медитации, дар Махариши передался и ей.
Сегодня я хочу рассыпать лепестки роз вокруг своего дома вместе с двумя моими дочками. Чтобы почтить Махариши Махеш Йоги, мы будем медитировать, и обниматься, и играть. И, самое главное, мы будем улыбаться, и смеяться, и праздновать.
Хихикающий гуру
Готам Чопра – 06 февраля 2008 года
Одна из наиболее интересных частей письма Малики Чопра заключается в том, насколько широк был круг людей, представавших передо мной и моей сестрой – от знаменитостей и глав государств до нобелевских лауреатов и всех прочих. Эмоциональный отклик бостонского подростка на эти опыты менялся от возбуждения (Мадонна) или безразличия (Элизабет Тэйлор) до полного очарования (Майкл Джексон). Но самым запоминающимся был маленький индийский Гуру, который спустя годы стал символом чего-то фундаментального для всей моей семьи.
Я помню, как в первый раз родители вытащили сестру и меня на встречу с Махариши Махеш Йоги в какое-то отдалённое сельское поселенье в Индии в окрестностях Нью-Дели. Мне было 11 лет, и я ненавидел их за это. Слово “вытащили” в данном случае я применяю буквально, поскольку был 1986 год и “Бостон Селтикс” (любимая команда моего детства) боролись за титул чемпиона НБА. Увы, родители решили, что нам необходима поездка на родину, чтобы повидать дедушек и бабушек и посетить ашрам некоего Гуру Биттлз, в которого они влюбились. Это спровоцировало серьёзные семейные разногласия: если Лари Бёрд был моим Люком Скайуокером, то чувак, известный как Махариши, буквально стал моим Дартом Вейдером.
В те дни Индия не была суетливой страной изобилия и возможностей как сейчас. Поездка в Индию в первую очередь была чертовски суровым испытанием. Дорога в Нойду, где находился ашрам Махариши, включала наём сопровождения в место, на поверку оказавшееся захолустьем. Самое смешное, что практически после первой же встречи моего отца с Махариши его таинственным образом, похоже, нарекли “избранным” в неком “движении”, которое окружало Гуру, так что нас встречали с нескрываемым почтением и важностью. В Индии это означало заполучение эскорта из машин Марути из Дели в Нойду почти сразу по приземлении в аэропорту посреди ночи.
Это было лишь начало таинственного путешествия. Как только мы прибыли в ашрам, тихое место, залитое светом свеч и ароматом свежих цветов, нас изолировали в комнате, где мы ждали, и ждали, и ждали. Это было воистину упражнение на терпение и выносливость, ждать целый час встречи, которая для меня ничего не значила.
Наконец, где-то в 9 часов, мне вручил рожок мороженого кто-то из заведовавших складом движения, и нас проводили в большой зал, где сидело, казалось, несколько тысяч людей. Во главе, на вершине покрытого цветами пьедестала, сидел миниатюрный Махариши. Как ВИП-гостей нас усадили в первом ряду на местах, открывавших полный вид на “его святейшество”. Он находился, похоже, на середине доклада о значении жизни, которая для моего 11-летнего мозга не показалась крайне важной. Он даже не моргнул при нашем появлении, не вздохнул и не бросил взгляд в нашу сторону, дабы засвидетельствовать наше присутствие. Он просто продолжал бубнить.
Но потом, мгновение спустя, он остановился. И он уставился вниз на нас, моих родителей, сестру и меня. Это было так, словно он остановился посреди предложения и даже посреди мысли. И он просто уставился на меня. И указал на меня. Несмотря на моё 11-летнее высокомерие, я был достаточно сообразителен, чтобы понять, что это было нечто серьёзное, и неожиданно свет прожектора прямо прожёг меня насквозь. Махариши подождал и сказал в свой микрофон:
— Иди сюда, можешь?
Я уставился на отца, будучи не уверен, что делать.
— Иди, иди… – подтолкнул меня он.
Я жестом призывал свою старшую сестру Малику пойти со мной, но она лишь помотала головой.
— Иди, глупенький, – шепнула она.
Итак, чувствуя молчаливые взгляды тысяч глаз на спине, я направился вперёд, неловко шатаясь.
Спустя, кажется, вечность я стоял перед великим Махариши. Из индийских комиксов, что я коллекционировал, я знал, что надо склониться и дотронуться ступни в знак уважения этих старых Садху. Не зная, что ещё делать, я начал опускаться на колени, стараясь не уронить рожок мороженого.
Махариши засмеялся, дотянулся до меня и остановил.
— Нет… нет… нет… – захихикал он. — Американцы не склоняются ни у чьих ног, – сказал он.
Я неловко уставился на него, не зная как отвечать, кое-как держа свой рожок.
— Э-э, я не совсем американец… – раскрыл я великую неловкость своего воспитания в качестве сына иммигранта, выросшего в Америке, единственного темнокожего болельщика “Селтикс” из тех, кого я знал.
— Индиец? – хихикнул мне в ответ Махариши.
— Не совсем… – сокровенная сторона моего внутреннего конфликта теперь открылась всем на обозрение. Махариши медленно кивнул. Я смотрел в его глаза. В них была какая-то доброта, что-то очень уютное, позволяющее почувствовать лёгкость.
— Так кто же ты? – осведомился он.
— Э-э, – запнулся я. — Э-э, я не знаю. Думаю, я… Я просто, э-э. Я думаю, я просто… Я есть?..
И он снова начал смеяться, этот милый невинный заразительный смех.
— Все эти годы, – начал он говорить. — Я медитировал и учился, – он захихикал даже ещё громче. — Чтобы прийти к этому откровению, которое тебе уже известно! Мы просто есть!
Он положил руку мне на голову.
— Ты очень мудрый мальчик точно в соответствии с твоим именем Гаутама.
Затем он ухмыльнулся, в точности как ухмыляется по утрам мой маленький сын сейчас, когда мы просыпаемся более 20 лет спустя того момента.
— А теперь, поделишься ли ты со мной своим мороженым?
Махариши Махеш Йоги останется в памяти как один из великих современных учителей и йогов нашей эпохи, истинный Гуру во всех смыслах этого слова для миллионов жизней, которые он затронул. Его мудрость будет утрачена, но определённо оставит наследие для грядущих поколений. Всё это любо и дорого, но для меня он всегда будет милым старичком с милым стариковским хихиканьем, который подарил мне особый момент, когда я меньше всего его ожидал, и с которым я поделился мороженым. И кстати, он любил шоколадное мороженое, в точности, как и я.
Трансцендентальная Медитация
Сергей Резник
Татьяна Резник
