Автор: Татьяна Пацаева – окончила физический факультет МГУ, занималась сверхпроводимостью, статьи опубликованы в журналах «Физика низких температур», «Сверхпроводимость», «Физика твёрдого тела».
Автор двух поэтических сборников («Нормальное распределение», «Тропы йоги») и подборок стихов в журналах и альманахах («Равноденствие», «Вектор творчества», «Империя Духа», «Словесность», «Литературные известия»).
Выступает на литературных вечерах (муз. Маяковского, «Гнездо глухаря», ЦДЛ и др.), на радио и ТВ. На тексты стихов написаны песни, стихи переведены на английский язык, включены в словарь «Славянская мифология» Член Союза литераторов РФ, стипендиат Министерства культуры по категории «выдающиеся деятели культуры и искусства» (2001, 2006 г.).
Автор и ведущая сетевого литературного проекта «Сёстры во Эвтерпе».
Кави-йога (Эссе)
«Рояль дрожащий пену с губ оближет.
Тебя сорвет, подкосит этот бред».
Б. Пастернак
На блаженство уговаривать не надо
По воззрениям йогов мир исполнен некоего изначального блаженства и гармонии, которые пронизывают природу и души людей. И не только по воззрениям йогов. Во всех религиях и культурах есть понятие благодати, блаженности. Но излишняя «вовлеченность» в жизнь, суетность, «застрессованность» современного человека мешают ему чувствовать это изначальное, ни с чем не связанное счастье. При практике медитаций, при опытах внутренней тишины, это изначальное блаженство ощущается сильнее
За гранями камня, за бликов движеньем,
мерцание сути его холодеет,
он мир отражает кристально-блаженным
каков он и есть в абсолютной идее*
Во время медитации разум выходит за пределы относительного опыта, т.е. всех впечатлений, мыслей и чувств и ощущает опыт абсолютного Бытия, состояния Брахмана. По природе своей ум устроен так, что при приближении к этому состоянию он испытывает всевозрастающее ощущение счастья. Это специфическое, особенное блаженство, ананда**, принципиально отличается от всех остальных «обычных» радостей и впечатлений жизни. «Знающий Брахмана как блаженство ничего не убоится»***.
Часто бывает так, что личный опыт переживания ананды, опыт самадхи****, ставший одним из сильных впечатлений личной жизни души, также просится быть выраженным вовне, как любовь, страсть, печаль, надежда и всякое другое чувство. Но Брахман — это «то, что не раскрывается в речи, но благодаря чему раскрывается сама речь»*.
Сама природа этого блаженства основана на безмолвии, на Тишине абсолютного Бытия, когда замолкает не только внешняя, но и внутренняя речь. Абсолютная удовлетворенность отсутствием эмоций сама становится эмоцией, которая, как и всякая эмоция, жаждет внешнего выражения.
Ум становился счастью тесен,
Безмолвие — хотело петь,
и эта золотая плеть
гнала обратно в царство песен.
Опыт самадхи – это так называемый нетранслируемый опыт. вкус фрукта легко почувствовать, но трудно описать. Так как же совместить невыразимость опыта и стремление к его выражению? И тут на помощь приходит искусство вообще и поэзия с ее вечным стремлением выражать невыразимое в частности, но как же раскрыть, как выразить в стихах ананду, постигаемую в безмолвии? ведь стихи это всё же одна из форм речи, да еще речи традиционно взволнованной, эмоциональной, «громкой»?
Ведь я же Замок Тишины
разрушу первым же аккордом?
В чем выход из этого противоречия, из этого кажущегося софизма?
Воздушный замок с камином
Выходов много. Один из способов — поиск «проекций» ананды на то, что прекрасно, что субъективно традиционно воспринимается разумом как прекрасное и может быть хоть как-то выражено. величие всей этой природы, неба, пещер, кристаллов и океанов. Эффект впечатляющих человеческих чувств, божественных образов индийской и мировой мифологии. Тепло очага и прелесть и изящество мелочей жизни. И всего этого много, очень много. Перебирай эти «проекции», и выражай свое невыразимое, то приближаясь к нему, то отдаляясь, как бабочка кружит вокруг огня, то обжигаясь, то пропадая в темноте. Даже если бы зритель не видел лампу, он мог бы представить себе, где она и какая, наблюдая за движением бабочки.
Но, разумеется, ни одна из этих проекций анандой не является, это лишь отблеск отблеска ее. Как ни много в этой жизни прекрасного и значимого, но ничего, полностью адекватного ананде, нет
там голос Вечности пронзителен и внятен,
и он единственный, кто адекватен.
Ее можно сравнить с той блаженной первичностью жизни, которая еще не разведена и не разлита по четырем стопкам ямба.
Известно, что существуют различные виды йоги как разные пути, ведущие к одной и той же цели — постижению ананды, Брахмана, абсолютного Бытия: — раджа-йога, карма-йога, бхакти-йога и т.д. а тот способ и путь восприятия и выражения ананды, о котором пойдет речь, автор предлагает назвать «кави-йога» (на санскрите «кави» означает “поэт”, “мудрец”).
Если рискнуть рассматривать кави-йогу как поэтический метод, можно сказать, что один из его приемов – это когда вам предлагается обрести надежную опору в воздушном замке (…неба многозвездочный отель). в таком теплом, сухом, добротно сколоченном воздушном замке. И каждая одна такая проекция ананды, каждый из отблесков отблеска – это один из камней этого замка.
Иногда кажется, что современная поэзия несколько утеряла качество, которое было ей присуще еще недавно, в серебряном веке, — эндорфиновый рай. То почти физиологическое удовольствие, которое вызывали стихи прошлого, ту сладостность и восторг читатель теперь больше ищет в том, что называют эзотерикой.
Кави-йога как метод — это попытка соединить понятность, законченность, проявленность с тонким нетранслируемым опытом в безумной попытке обрести преемственность душевных движений и целостность сознания (т.е., читай, покой и счастье) и, как это ни странно, но иногда это удается.
Кави-йога – это стихи (и не только стихи) позитивного содержания, блаженные, сладостные, сияющие или прозрачные. а иначе, какая же это ананда? выражающие светлые стороны реальности. Это так называемая «сладкая правда». воспеваются особо удачные находки Творца в деле построения мироздания. И в то же время нельзя сказать, что это радость жизни, хотя с виду это и так. Иногда это радость «не-жизни», в том смысле, что жизнь в обычном житейском понимании трансцендируется или всё явленное ощущается как манифестация Брахмана, блаженства абсолютного Бытия.
И в то же время понятно, что всякий, кто жил, страдал. всякий, кто творчески честен, – не может этого скрыть до конца. Поэтому какие-то нотки грусти и в кави-йоге неизбежны. но их должно быть мало, чем меньше, тем лучше.
Кави-йога, в отличие, скажем, от метаметафоризма с его сгущенными, тотальными метафорами, где «каждая вещь – вселенная», стремится к максимальной «понятности», насколько это возможно при выражении несказанного. Кави-йог как бы пытается нырнуть как можно глубже, а вынырнуть как можно «ближе». Идеальное произведение кави-йоги должно быть простодушно понятно неискушенному читателю, прочитываться на поверхности как, например, красивое стихотворение о природе, или пусть о медитации, но всё равно «понятно», и в то же время содержать обертоны, подтекст, «информацию» Брахмана.
«Непонятность» ассоциируется с непокоем, а кави-йога должна нести в себе ту же нетревожность, тот же Покой, что и истинная ананда.
От этого кави-йога больше тяготеет к рифмованным и ритмическим стихам. Устоявшиеся силлабо-тонические размеры с их оправданностью ожиданий и соответствием каким-то внутренним частотам как бы лучше подходят для выражения более глубоких, спокойных слоев сознания, чем тревожащие его верлибры.
Отблеск в глаза
Для кави-йоги характерна повышенная склонность к олицетворениям*, персонификациям**. вероятно, при достижении более тонких, глубоких слоев психики активизируются ее архетипы и гештальты, изначально имевшие личностную окраску. вероятно, это же лежало в основе генерации образов богов в сознании медитировавших риши (мудрецов, слагателей гимнов, кави),
из глубин их молчанья всплывающий Образ
затмевает светила в небесной дали
Разумеется, для этого не обязательно нужна медитация в узком смысле.
Лев Толстой писал о трех необходимых признаках искусства – особенность, ясность и, главное, искренность. а повышенная генерация олицетворенных образов у кави-йога как бы доказывает, что он «там», на глубине, был, и косвенно подтверждает его искренность. Как следователь верит свидетелю, что он в некоем месте был, если свидетель нечаянно упоминает находившиеся там предметы и подробности.
А «там», при погружении в глубину, всё как бы вспыхивает и олицетворяется, прежде чем совсем замолкнуть в абсолютном блаженстве чистого Бытия
и, у рока в руках,
золотую сигару
курит мартовский день…
Прошлое с будущим пошептались и скрылись,
время замерло в позе удобно простой
и, вечер оттолкнув, к окну прижалась ночь.
впрочем, между поэзией и медитацией не может быть четкой границы. Достаточно вспомнить из Пастернака –
«Рояль дрожащий пену с губ оближет…»,
«ведь ночи играть садятся в шахматы
Со мной на лунном паркетном полу/…/
И страсть, как свидетель, седеет в углу.»
«Тоска пассажиркой скользнет по томам
И с книжкою на оттоманке поместится».
Что же касается поиска проекций, то среди всех этих проекций ананды, среди всех этих воздушных замков и образов есть один, хотя и проявленный различно, Один, образ, Образ, Суперобраз. Что так же огромно, безгранично, блаженно, независимо от суетных человеческих страстей, как опыт абсолютного Бытия? Это только Он, Господь, Творец вселенной. найдя такой удачный образ, архетип, гештальт мы преодолеваем противоречие выражения невыразимого
Нет-нет, я должен здесь, сегодня, не то, чтоб петь, но подпевать,
разгадывать и прославлять оттенки замысла Господня
воспринимая весь мир, как его цветущий сад, мы получаем новые возможности для внешнего выражения ананды (а, следовательно, не скованные больше немотой, получаем возможности для внутреннего постижения и развития). Да и образ ли Он? Да не мы ли сами созданы по образу и подобию его?
Известно, что отношения могут существовать только в развитии. И отношения с всевышним – не исключение. Суперобраз, архетип Бога-Отца в наших душах развивается, требует осмысления и проекции вовне.
Поклонение на Образа
Практиковать медитацию и ощущать опыт блаженства могут и верующие, и атеисты. вера не является необходимым условием для занятий. но если опыты были успешными, то вставший на путь кавийоги «под скальпелем природы и искусства» начинает постепенно сближать религиозную и материалистическую модели мироздания, даже если он был воспитан в атеизме. И тогда глубокая щель между ними становится такой узкой, что через нее уже не страшно перебраться по изогнутому мостику метафоры.
Вспомним, что человеку естественно воспринимать как личность самого себя, отождествляя при этом свое «я» главным образом со своим сознанием, мыслями, чувствами, воспоминаниями, т.е. со своим думающим умом. но ведь человеческий ум, по сути, зависит от состояния мозга как от физико-химической системы с ее нейронами, импульсами и волнами. а это система, в свою очередь, зависит от всего организма, от обмена веществ с окружающей средой и т.д. И всё это управляется теми же Законами Природы, что и всё остальное Мироздание. Да и сам думающий ум в значительной мере зажат между впечатлениями внешнего мира и импульсами бессознательного. И мы эту «систему», зависимую и зажатую, естественным образом персонифицируем, олицетворяем. Имеем, в сущности, в своем сознании художественный образ себя. воспринимаем, как личность.
Выше говорилось о том, что попытка выражения ананды усиливает стремление кави-йога к олицетворениям, персонификациям, представлению явлений и абстрактных понятий в личностном образе. Так отчего же тогда не олицетворить, не персонифицировать, не представить как Личность более высокого порядка целостный Закон Природы (т.е. все законы природы в их единстве)? Отчего не олицетворить «систему» бесконечно более сложную, сущность, охватывающую собой Космос, вселенную, весь этот божественный Оркестр Мироздания, а также наше собственное бессознательное, наш микрокосмос, над которым мы порой так же не властны, как над Природой и вселенной? То есть сущность, включающую в себя всё, кроме думающего ума? всё то, от чего этот ум так или иначе всегда зависим? Отчего бы малому не склониться перед великим? И тогда вопрос уже не в том, есть ли Бог кроме того, что есть, а в том, называть ли Богом то, что уже несомненно есть. Так свершается переход от олицетворения как поэтического приема к мировоззренческой Олицетворенности Бытия. ведь Бог богат дорогами, и у каждого она своя. И между этих дорог есть поэтические тропы*.
А теперь кави-йогу остается совсем немного – слегка забыть обо всех этих рассуждениях и с опорой на яркое воображение смело оторваться и полететь в светлое пространство высокого религиозного чувства. аллилуйя!
Хвалите Господа. Таким образом можно «громко» выразить Безмолвие, громко воспевая Образ Творца, всплывающего из его глубин. воспринимать Божественное метафорически имеет смысл не оттого, что «Бога нет», а оттого, что «богам как бы приятно косвенное и ненавистно прямое»**. От этого поэзия, может быть, – самая подходящая обитель для нисхождения божественного.
Александр Мень говорил, что для христианского художника его искусство и есть его молитва. вероятно, это верно для художников всех религий вообще.
Господь, я преклонил колени.
Позволь восславить Тишину,
как тайный вход в Твою страну,
как Путь в сады Твоих владений.
О миг ликующего транса
под куполами Тишины
на лонже тающей струны
над гладью спящего романса…
Ибо сказано: «хвалите его на струнах и органе. всё дышащее да хвалит Господа!»***
* Курсивом – из стихотворений автора.
** Термины, описывающие измененные состояния сознания, могут быть различными у разных авторов.
*** Тайт. Упанишад.
**** Самадхи — высшая степень медитации, похожиесостояния называют нирваной, сатори и т.д.
* Кена Упанишад.
* Олицетворение — вид метафоры, перенесение свойств одушевленных предметов на неодушевленные.
** Персонификация — представление природных явлений, человеческих свойств, отвлеченных понятий в образе человека.
* «Троп» — слово или оборот речи в переносном, иносказательном значении.
** Брих. Упанишад.
*** Псалтирь, глава 150.
Неэвтерпова геометрия
В каждой шутке есть доля шутки. Рассмотрим такую шутко-метафору. Представим себе сознание, как круг (круглая голова). Допустим, на поверхностном уровне (на окружности) есть слово (в точке а), к которому надо подобрать рифму. Слово в рифму нашлось на окружности в точке а1. Чтобы его «подставить», надо соединить а и а1 смыслом, смысловым лучом, хордой, которая на мгновение пересечет часть круга и осветит, «встревожит» образы, гештальты, которые когда-то «застряли» по ходу луча, на некоторой глубине, внутри круга. Чем, собственно, в свое время и наполнили сознание автора содержанием, сформировав круг его представлений.
«Сдернутые», они, естественно, поплывут по радиусу к поверхности, где будут осознаны и воплотятся в новом слове на поверхности в точке в. К нему опять найдется рифма в точке в1. новая хорда вв1 перережет круг новым лучом и стронет, заденет собой новые содержания. Чем дальше отстоят по смыслу рифмующиеся слова (чем дальше друг от друга точки на окружности), тем более глубокие, тонкие, чистые слои (под)сознания активизируются. а если они отстоят по диаметру… Оо..!
Продолжим метафору. Рассмотрим тот же единичный круг (ту же голову). Предположим, сознание отражает внешний мир (внешность круга) внутрь себя простейшим образом – по инверсии. Это отражение по формуле r=1/R. Т.е. если точка вне круга находится на расстоянии R от центра, то она отразится в точку, находящуюся на том же радиусе на расстоянии 1/R от центра. При таком отражении «близкие» предметы, имеющие к человеку прямое отношение, отражаются неглубоко в сознании. а вот если поэт сосредоточивается на глобальных вещах, на дальнем, – на судьбе всего человечества, на сотворении мира, на царствии небесном, то это отражается в его сознании (1/R) близко к центру – а, следовательно, является причиной и следствием активизации всё тех же глубоких слоев
И раз, Господь, на оба края давит кладь,
и отрицательность — опора бытия.
Так не давай же недалеким отрицать
необозримые далекие края
Может, от этого поэты всегда так любили глядеть вдаль…
Метафоры Бытия
Поговорим о радостном — о метафоре ада и рая. Рассмотрим чисто материалистический аналог, в котором всё сознание и бессознательное умирает вместе с телом за несколько минут. Известно, что во сне изменяется субъективное ощущение времени. Бывает, что человек видит множество событий, а потом просыпается и понимает, что отключился на несколько секунд. в медитации тоже искажается ощущение времени. Можно предположить, что когда человек уходит из жизни навсегда, то сначала угасает сознание, кора, затем различные слои бессознательного. Это может объективно длиться недолго, но субъективно – вечно. Это зависит от того, что будет угасать быстрее – способность хоть что-то ощущать, или способность «правильно» оценить время. Получается неопределенность вида 0/0, когда результат зависит от того, что быстрее стремится к нулю. ведь оценить, что «на самом деле» он спал недолго, человек сможет, только проснувшись. если пробуждения нет, то нет и восстановления «критического отношения» к времени. И так человек проваливается в «вечное» блаженство или в «вечное» страдание.
а от чего это зависит? Допустим, подсознание заполнено «вытесненными» содержаниями. если человек жил праведно, то у него и в подсознании, в глубине, всё чисто и исполнено светлыми образами, мыслями о всевышнем и т.д. И он попадает в субъективный рай. если нет, то в подсознании невротически вытесненные «плохие» содержания, т.е. муки. Говорят же, что «Бог иногда прощает нам наши грехи, а нервная система – никогда». ведь заповеди, и христианские, и общечеловеческие, – это охранительные тенденции для нашего и внешнего, и внутреннего, подсознательного, невротического благополучия. Совершил грех, что-то вытеснил (а иначе не бывает, даже если сам себя убедил, что не виноват) и постепенно «замусорил» чистое бессознательное. а потом, при переходе в небытие, человек проходит это бессознательное, но уже вечно.
Можно еще немного расширить модель и представить себе, что не вечно, а очень долго (смотря, что быстрее стремится к нулю), а потом всё же минует ту часть подсознания, где хранилось «вытесненное», и, наконец, попадает в глубокие слои бессознательного, которые исполнены блаженства. И в этом блаженстве он уже пребывает вечно, постепенно сливаясь с гармонией Мира. вот и получается модель не только ада и рая, но и чистилища.
всё это внушает оптимизм. Мы будем жить счастливо, долго и праведно (еще не поздно), наслаждаясь жизнью, а потом перейдем к чистому блаженству абсолютного Бытия.